Месоамерика. часть пятая - Никарагуа

Bienvenidos a Nicaragua!

Первое, что попадается на глаза - дьюти фри!?!? Это первое дьюти фри, которое я вижу вне аэропорта, в Центральной Америке.



Полицейский на шлагбауме, взяв мои документы, тщательно проверил все ли бабло мной уплачено (по квитанциям) и пожелав счастливой дороги отпустил. Далее, ко мне пристал какой-то тип, в фирменной рубашке, с бейджиком каким-то, с кучей бумаг - начал вымогать с меня доллар за транзит по этому муниципалитету. Я поипал ему моцк немного, почитал его бумаги, но решил доллар все-таки отдать, так как время поджимало и надо было еще ой как много ехать.



Бус отъезжает прямо от шлагбаума. И до Окоталя. Цена 11 кордоб. Я отдал всю оставшуюся гондурасскую мелочь, в размере 14 лемпир. Помогало это устроило. Минут через 40, мы были в Окотале.

Сам городок никакой, и ничего здесь нет. Знаменит тем, что в окрестных лесах, партизанил отец никарагуанской антиимпериалистической революции, да и ваще, отец народа – Августо Сесар Сандино. Вспомнилась песня:
Молодость моя – Никарагуа…
Песни партизан - сеговийские леса…

Но об этом позже. А сейчас, я на терминале дождался последний бус (успел все-таки) до ЭстэлИ (ударение на последнем слоге) и за 30 кордоб доехал туда. Кстати здесь, уже начались нормальные автовокзалы, в которых даже есть расписание автобусов!



Да, Никарагуа все-таки дешевая страна. Нормальный хоспедахе, стоит 5 у.е., нормально поесть (1/4 курицы-гриль, салат, рис, фасоль) = 2 у.е. интернет – 1 час = пол доллара. Хотя…как вспоминаю Боливию-Перу, с ихними 30-ю центами за час инета и 0.8-1 у.е. за меню дель диа… Эх, потянуло к индейцам Южной Америки… Но зато я знаю точно, куда я 100% вернусь. Это туда.

В ЛП, пишут, что один доллар равен 15 кордобам. Динец пишет, что 18-ти. На границе меняли 1 к 20-ти. А в Эстэли, я наконец-то узнал нормальный курс – 21.5 кордобы за доллар.

Заселился. Пошел перекусить. Зашел в инет-кафе и на форум. И тут узнал неприятные новости. Вернее даже не новости, а слухи. Вроде бы, кто-то звонил в Москве, в консульство Мексики, и спрашивал можно ли въехать по земле, по электронному разрешению. Ответили – нет! А тем более из Гватемалы.
М-да… как говорят: хуевато в нашему НАТО…
Нельзя сказать, что это акуеть какая новость для меня. Я сам задавался этим вопросом, потому как везде там влет написан. Но некоторые товарисЧи, меня вроде бы подуспокоили. Хотя и эту инфу, не стоит принимать за чистую монету. Просто херово что? Что закон прописан так, что его можно трактовать двояко. С одной стороны, вроде бы нигде не написано, что электронное разрешение дает добро только на влет. Но с другой стороны, там только про влет и пишут. То есть, как оно будет, никто не знает. Хорошо, что я не забукал билет Канкун – Гавана. Так бы сейчас оставалось только идти и стреляться.

В принципе, какой-то не решаемой проблемы, я не вижу. Если можно только по воздуху, то просто можно вылететь из Гвата-Сити или Флореса в ближайшие мексиканские города, типа Канкуна и Мериды. Думаю, так 100% можно. Единственное но, это цена. А цена составляет 500-550 пендодолларов. Херовая цена. Очень даже. После непродолжительных раздумий, я пришел к решению:
- Еду как и планировал - по земле. Если заворачивают, возвращаюсь или во Флорес, или в Гвата-Сити и беру билет на самолет и делаю вторжение по воздуху, как пишет сей сайт.
Но!!! Вот тут нужна помощь зала, а точнее форума. Денег осталось мало. А надо еще брать билет из Мексики на Кубу, платить разные таксы и сборы, на Кубе еще прожить пару дней, да и Мексика не Центральная Америка.
Одним словом, необходимы билеты подешевле, иначе в Мексике, вместо 38-ми часового голодания раз в 10 дней, придется голодать по системе день летный – день не летный. То есть – день кушаю, а день радио слушаю.
Какая нужна помощь? Только информационная. По моему плану-маршруту, крайняя точка Мексики на севере, это Барранка дель Кобре (Медный Каньон) недалеко от Чиахуахуа. Поэтому, есть три варианта:
- вылететь из Флореса в Канкун-Мериду или что-то рядом и оттуда по земле.
- вылететь из Гвата-Сити в Чиахуахуа и оттуда по земле назад до Канкуна.
- вылететь из Гвата-Сити в Мехико-Сити и дальше по земле.

И вот тут, необходимо найти компании и даты в промежутке 15 – 25 декабря 2010 года, по одному из этих маршрутов, за вменяемые деньги. Хотя бы баксов за 300. Но так как я и по-русски то не умею искать билеты, то искать по-испански и подавно. Поэтому, если кто умеет и ему не в тягость, пор фавор промониторьте паутину интернета на этот предмет.

А Мексика… Мексика конечно напоминает мне стервозную женщину, вот уже пол года, я пытаюсь в нее …эээ… войти, но она, то вроде вот-вот впускает уже и опа!!! сдвигает ноги. Ть-фу ты!!! пердон, - закрывает двери. Чем все это закончится, пока неизвестно, но хотелось бы конечно войти в нее.

Но, вернемся к Никарагуа. Никарагуа, страна героев, страна герреро. Отчет я решил писать в духе Тарантино. То есть, буду постоянно из настоящего возвращаться в прошлое и наоборот, знакомя вас с ее прошлым и настоящим, немного в юморной манере.

Итак, Начало начал.

Бесправья, мятежей, сражений, бедствий шквал,
Пути исхожены, надежды все изжиты,
О Христофор Колумб, несчастный адмирал,
Молись, молись за мир, тобой для нас открытый!
Рубен Дарио, “Колумбу”

Через десять лет, после открытия Южной Америки, в 1502 году, совершая свое четвертое путешествие, Христофор Колумб добрался до побережья Центральной Америки. До прихода европейцев здесь жили индейские племена никарао, мискито, чаротеги. Западную часть Никарагуа, обследовал и покорил Хиль Гонсалес де Авила, в 1521 году. Индейцы мискито, оказали достаточно упорное сопротивление, и именем вождя одного из этих племен - Никарао, была названа страна.

Из испанских завоевателей, высадившихся в Никарагуа, в 1522 году, прославились двое: парень, у которого по-моему русские корни (судя по имени) - Педрариас Давила и типичный испанец - Фернандес де Кордоба. Первый основал город Леон, второй — город Гранаду. Затем, между ними началась междоусобная война. Педрариас одержал верх, и соответствуя своему имени, приказал обезглавить поверженного врага, в 1526 году. Однако имя Кордобы было увековечено благодарными потомками, в его честь, названа денежная единица Никарагуа — кордоба.

Испания, объявила Никарагуа своей колонией, но установить там порядок, не сумела: назначаемые ею губернаторы, грабили страну, угнетали испанских переселенцев, вызывали восстания, сами восставали против метрополии, убивали друг друга. В этой борьбе, старая культура Никарагуа, довольно высокая, хотя значительно уступавшая майянской и ацтекской, исчезла. Свидетельствуют о ней, только немногочисленные уцелевшие храмы и статуи богов.

В 1523 году, территория Никарагуа была включена в состав Панамы, а в 1573 году, перешла в подчинение генерал-капитанства Гватемала. Далее, была череда войн за независимость испанских колоний, и Никарагуа стало суверенным государством.

 

Утром пошел прогуляться по городу. Что сказать, ничего особо интересного, не особо – тоже. Правда, вида еще бОльшая бедность, чем в Гондурасе. Ну так чего вы хотите, страну грабили более 30 лет. А потом все вывези. Хорошо символизирует текущую ситуацию это фото:



Но люди веселые, и душевные.

Хотел посмотреть музей героев борьбы с империализмом. Посмотрел. Но только снаружи. Во-первых, он не работал, а во-вторых, как я увидел, там и смотреть нечего. Что понравилось, так это граффити на стенах домов.







А это, наверное символ никарагуанских женщин:



Потом, в планах было заехать в Матагальпу, на посмотреть дом-музей Карлоса Фонсеки, но увидев в каком это состоянии здесь, и почитав, что дом-музей работает sporadically, я решил не рисковать, и напрямую выехал в Леон.
Напрямую, это с одной пересадкой в Сан Исидро. Есть и прямые бусы из Эстэли, но очень рано, в 5 и 6 с чем-то. А попозже, нет. Одним словом, доехал я в столицу ОПГ «Либералы». Почему ОПГ? Хорошо, пока я буду здесь разбираться, очередное возвращение в прошлое

Короли и капуста.

А дальше, дальше началась история, самая драматичная, но и самая интересная во всей Центральной Америке, история, закончившаяся Сандинистской революцией.

А началась она, как это часто бывает, гораздо раньше, чем кажется. Не с первых боев, не с создания организации, даже не со дня рождения первых партизан-сандинистов. Началась она в далеком 1909 году, когда далеко на севере от Никарагуа, в Вашингтоне, в Белом доме, решили, что тогдашний никарагуанский президент генерал Хосе Сантос Селайя, “слишком много себе позволяет” и “совсем отбился от рук”.

Тут нужно внести некоторое пояснение. Генерал Селайя, вовсе не был ни революционером, ни каким-то уж отъявленным националистом. Он был, как всем казалось, обычным латиноамериканским политиком, умеренно амбициозным, умеренно демагогичным, умеренно жадным. В Никарагуа, у власти друг друга традиционно сменяли две партии – либеральная и консервативная. Селайя был как раз лидером либералов.

Хотя либералы считались левее, а консерваторы – правее, но, как это часто бывает в странах с двухпартийной системой, со временем разница становилась все менее заметной. В Никарагуа, различия между либералами и консерваторами и вовсе носили смешной характер: лидеры либералов происходили в основном из города Леон, а лидеры консерваторов – в основном из города Гранада. Говоря современным языком, это были две соперничающие ОПГ – “Леонская” и “Гранадская”.

“Лионские” назывались “либералами”, потому что Леон, традиционно был центром торговой буржуазии, которая сама себя считала очень прогрессивной. А “Гранадские”, гордо именовали себя “консерваторами”, поскольку Гранада по традиции, была центром местных крупных помещиков-латифундистов и более чем консервативных католических священников. С годами, конечно, все перепуталось, и не раз какой-нибудь видный либерал, поругавшись со всеми в своей партии, переходил в консерваторы – и наоборот. И никого это не удивляло. А что? Вот у нас тоже коммунистический депутат Ковалев в один прекрасный день взял да и стал министром юстиции в правительстве злейшего врага коммунистов Ельцина. И, может быть, был бы министром до сих пор – если бы его не засняли, на пленку в бане с голыми проститутками и солнцевскими авторитетами. Да и в новейшей истории Украины таких примеров полно.

В общем, жизнь в Никарагуа была даже по-своему интересной. Когда на выборах побеждали либералы – они переносили столицу в Леон, а когда консерваторы – в Гранаду. Денег-то, денег, сколько на это уходило! Правительственные служащие таскались из города в город. Одни за собой возили семьи, другие заводили по семье в каждой из столиц. А поскольку Никарагуа – страна католическая и полигамия в ней, мягко говоря, не поощряется, без конца возникали скандалы, происходили умопомрачительные семейные сцены – со стрельбой, самоубийствами и подсыланием наемных убийц к соперницам.

Наемные убийцы (как сегодня сказали бы – киллеры) стали уважаемыми и нужными членами общества, представителями солидной профессии. А священники, злоупотребляя тайной исповеди, в массовом порядке шантажировали правительственных чиновников и политиков – многоженцев. Остроту ситуации придавало то, что на каждого несчастного многоженца приходилось обычно по два священника-шантажиста – один из Леона, другой из Гранады. Понятно, что для того, чтобы от этих кровососов откупаться, всем чиновникам приходилось брать взятки. И даже не брать, а вымогать. А поскольку больше всего денег было у североамериканцев, или как я их называю – пендосов, то они, вскоре скупили на корню и поголовно всех – и либералов, и консерваторов.

А так как взятка все-таки считалась уголовным преступлением, то в Никарагуа развилась такая национальная народная забава – уличить политического противника в коррупции. А потом, натурально, посадить. А как его сажали в тюрьму, к тюрьме, натурально, бежали с передачами сразу обе жены – и из Леона, и из Гранады. Тут начинался второй акт. Главное было застать обеих жен сразу. После этого возбуждалось дело о двоеженстве – и бедному сидельцу впаривали второй срок.

Кончилось все тем, что озверевшие либералы и консерваторы договорились о строительстве специальной новой столицы. На берегу красивейшего озера Манагуа, заложили столицу с тем же названием, построили президентский дворец, министерства, здание парламента, разбили у озера чудные парки – и дружно переехали в столицу. А священники в Леоне и в Гранаде кусали с досады локти.
Когда никарагуанцы избирали в 1893 году, себе в президенты генерала Селайю, они и не подозревали, что за генералом числится один недопустимый для латиноамериканского военного грех – любовь к чтению. Читал генерал, правда, в основном жизнеописания разных великих людей – полководцев и государственных деятелей, но и этого хватило, чтобы в его простую армейскую голову, запали некоторые явно лишние идеи.

Придя к власти, Селайя стал проводить идеи в жизнь. Во-первых, установил режим личной власти (как Наполеон). Во-вторых, отделил церковь от государства (как Робеспьер). А затем, решив, что теперь ему все можно, ввел всеобщее избирательное право (ну то есть раньше, чем в России!!!), принялся строить железные дороги, учреждать разные стипендии для талантливых студентов, закупать книги для национальной библиотеки и тому подобное. А поскольку все это требовало денег, то Селайе пришла в голову нелепая мысль - заставить американские компании платить налоги.

 

Заселился, пошел побродить по городу, сориентироваться, узнать где основные места, которые потом придется брать – кахеро аутоматико, лавандерия…
По пути, зашел в пару появившихся здесь в изобилии тур-агенств, интересно было узнать, что они предлагают. Предлагают всякие восхождения на окрестные вулканы, лагуны, бабочки-цветочки и в таком духе. Цены от 30 у.е. и до 80-ти по-моему. Но вулканы… высотой в 1300-1400 метров… после гватемальских… я уже молчу про южноамериканские горы – это смешно и не эротично. Эрекции ноль! Птички-цветочки, тоже как-то не вставляют, ну не Гриша я.

Вернулся в гест. Здесь, в Леоне, полно отелей, гестов, хосталов на разный вкус и кошелек. Но все туристы, 80% то точно, селятся в двух – Via Via и Albergue, набиваясь в дормитории кучей. Я вот тоже туда попал, в общую камеру на 16-ть койко-мест, второго геста. На пальму у окна, как для СИЗО – самое козырное место.
Но мне временами так нравится селиться. Не каждый раз, но периодически. Это расширяет кругозор и мироощущение. Да и соседи-то, не бомжи, а нормальные граждане ЕС, НортэАмерики и Японии, поговоришь с ними, узнаешь где работают - ну зная те цены, понимаешь, что не нищие, но вот же, нравится им такой общажный вид путешествия.
В моей камере, из 16-ти койкомест, 8 занять чиками!!! Из разных стран. Молчаливая и вечно читающая японка, вечно кудахкающие аргентинки, флегматичные немки и норвежки.
В гесте есть пару граждан пендоштатов. А один из парней, работающих здесь – ну 100%-ый сандинист. И по испански, нормально говорят все туристы. Вчера приколько было слушать на кухне, возле телевизора (шел футбол), как никарагуанец, присел на уши, парочке пиндосов и европейцев, читал лекцию, или проповедь, про антиимпериализм и захватническую политику США. Причем так грамотно читал, с чувством, с толком, с расстановкой. Они сидели и с кислыми лицами слушали. А я угарал и время от времени поддакивал ему. А русских здесь любят.

Ваще, эта космополитичная атмосфера прикольна. Общение, наблюдение за людьми из разных стран, континентов, культурных групп. Весело одним словом.

Ром здесь дешевый, и классный. Пиво. Вечером постоянно мини дискотеки в патио. И не надо никуда идти.

Наутро, было два варианта: или ехать в Сьюдад Леон Бьехо, или осмотреть город. Я выбрал второй. Сам город, если говорить о центре, то прикольный. Много церквей, причем интересных, много других колониальных зданий. Попробую рассказать немного о интересных местах.
Церкви. Они даже интереснее чем в Антигуа Гватемала. Вот пара фото:

 

Есть каса, где на танцах, был убит первый из клана Самоса.





Есть пара музее. Первый, это музей поэта Рубена Дарио. Кто знает кто это – поймет. Кто не знает – объяснять нет смысла. Это можно сказать Центральноамериканский Лермонтов. Даже где-то больше.



Второй музей, это бывшая тюрьма. Там во времена диктатуры Самос, пытали и убивали всех неугодных. Сейчас там музей и жертвам репрессий, и местных легенд.











Из основных легенд, это падрэ без головы:





легенда о сиське:





И





такие вот легенды здесь

 

Граффити понравились:







Есть музей памяти герильерос:











Рядом, вроде бы как мавзолей. Но на мавзолей это никак не тянет

 

Еще пара просто моментов из жизни города:

 

и что мы за существа такие.. человеки?
так и норовим при случае поубивать друг друга..

 

Театр марионеток имени дяди Сэма

Пендосы к тому времени уже чувствовали себя в Никарагуа как дома – и даже лучше, чем дома. Самым богатым собственником в стране была “Юнайтед фрут компани”, почему Никарагуа и звали, естественно, “банановой республикой”.

Гринго, конечно, обиделись - что за дела, никогда не платили налогов, а тут – плати? Госсекретарь Нокс (тот самый, в честь которого назван знаменитый Форт-Нокс в штате Кентукки, где хранится золотой запас США) надавил на Селайю. Но Селайя был не лыком шит и связался с Англией и Японией, предложив им, выгодно разместить капиталы в Никарагуа. А заодно, Селайя занялся антиамериканской пропагандой – принялся растравлять незаживающую рану в сознании никарагуанцев, напоминая им об Уокере, о котором я вам рассказывал в Гондурасе.

Для тех, что не читал о нем ранее, вкратце перескажу: Билл (он же Уильям) Уокер – это просто красная тряпка, мулета для каждого никарагуанца. Этот Уокер, североамериканский авантюрист, в 1856 году, с отрядом таких же, как и он, авантюристов, захватил в Никарагуа власть и провозгласил себя президентом. Уокер, ввел в республике рабство и заявил, что будет добиваться присоединения страны к рабовладельческой Конфедерации южных штатов США. В качестве официального языка, Уокер ввел английский и стал зазывать в Никарагуа из США всякий сброд, обещая приехавшим высокие должности, рабов, бесплатный земельный надел в 250 акров, а тем, кто приедет с женой, – 350 акров. И так бы, наверное, и сидел Уокер до конца жизни в президентском кресле, к стыду всех никарагуанцев, если бы не решил вслед за Никарагуа покорить и другие центрально-американские республики. Но и на старуху, оказывается, бывает проруха - получилось наоборот. Объединенные армии центрально-американских государств, Уокера разбили – и вернули пост президента Никарагуа никарагуанцу. Уокер, еще дважды пытался захватить власть в Никарагуа, пока, наконец, не попался в 1860 году, под горячую руку гондурасским военным – и те его, не долго думая, расстреляли, при молчаливом попустительстве британского джентльмена. В общем, Уокер – это такой всеникарагуанский позор. Стоит никарагуанцу напомнить об Уокере – и никарагуанец начинает скрипеть зубами и искать глазами “эксплойтатора дель норте” (гринго), чтобы перерезать тому глотку.

Понятное дело, американцы всего этого безобразия терпеть не могли. Консул Моффат быстренько подбил двух никарагуанских генералов – Хуана Эстраду и Эмилиано Чаморро на “революцию” против Селайи. Оружие и продовольствие мятежникам привезли на кораблях “Юнайтед фрут компани” в никарагуанский атлантический порт Блуфилдс. Там же, на рейде Блуфилдса, появились два американских военных крейсера – “Дубук” и “Падука”. 8 октября 1909 года, “революция” началась.

Времена тогда были незатейливые, и один из двух лидеров “революционеров”, генерал Эстрада, с солдатской прямотой и ничего не стесняясь, так честно и рассказал корреспонденту “Нью-Йорк таймс”: «да, восстание организовано по заказу американцев и на их деньги, фруктовые компании (“Юнайтед фрут”, “Стандард фрут” и другие) выделили на это дело миллион долларов, да торговый дом Джозефа Бирса – 200 тысяч, да торговый дом Сэмюэла Вейла – 150 тысяч…»

Но возникла одна загвоздка. Селайя не захотел отдавать власть и стал сопротивляться. Началась гражданская война.
Если для никарагуанцев, Билл Уокер был национальным позором, что для американцев, наоборот – это был пример для подражания. В Никарагуа, кинулись из США толпы авантюристов. Все, естественно, поддерживали мятежников. И вот в ноябре 1909 года, двух таких искателей приключений из США – Лео Гросса и Роя Кэннона – застукали при попытке взорвать на пограничной с Коста-Рикой реке Сан-Хуан пароход с никарагуанскими правительственными войсками. Американцев приговорили к расстрелу.

США в ответ разорвали с Никарагуа дипломатические отношения и пригрозили Селайе открытой интервенцией. 16 декабря, Селайя ушел в отставку и уехал из страны. Так, всеми забытый, в полной нищете, он и умер в эмиграции в 1917 году. Но, впрочем, в 1930-м, его останки были перевезены в Никарагуа и торжественно перезахоронены, а сам Селайя провозглашен “национальным героем”.
Но война не кончилась. Национальная ассамблея (парламент) избрала временного президента – Хосе Мадриса, тоже из партии либералов. Мардис, после нескольких месяцев упорных боев, разбил основные силы мятежников и окружил их. Вот тут-то, американцы и совершили ошибку, которая через 70 лет аукнулась Сандинистской революцией - они высадили в Никарагуа морскую пехоту.

Мадрис, понимая, что войну против США маленькой Никарагуа не выиграть, ушел в отставку. Мятежники победили.

27 августа 1910 года, американская морская пехота вошла в Манагуа. Сразу же была сформирована временная хунта в составе Хуана Эстрады, Эмилиано Чаморро и представителя американской стороны – Адольфо Диаса, служащего североамериканской компании “Ла Лус и Лос Анхелес майнинг компани”. Диас пользовался доверием самого госсекретаря США Нокса, поскольку Нокс был адвокатом той самой “Ла Лус”. Первым делом эта троица, сперла национальный валютный фонд, честно разделив его на троих.

Тут же, для острастки расстреляли 200 человек – из числа сторонников президента Селайи. Впоследствии выяснилось, что расстреливали не без разбора, а преимущественно тех, кто побогаче, чтобы присвоить их имущество. Имущество это, прибрал к рукам в основном генерал Эмилиано Чаморро. Таким нехитрым путем, генерал закладывал основу могущества клана Чаморро – того самого, к которому относится и Виолетта Барриос де Чаморро – первый президент Никарагуа после сандинистов.

В октябре 1910 года, в Манагуа приехал специальный представитель США Том Даусон. Даусон хунту разогнал, Эстраду назначил президентом, а Диаса – вице-президентом. На следующий год, американцы намекнули Эстраде, что пора в отставку. Он понял, и президентом стал “совсем ручной” Адольфо Диас. Американцы успокоились – и вывели морскую пехоту из Никарагуа.

Тут же в стране вспыхнуло восстание. Восставшими командовал 33-летний адвокат Бенхамин Селедон. Диаса, как оказалось, ненавидели в стране так сильно, что даже его собственный министр обороны, Луис Мена, и тот перешел на сторону восставших.
Повстанцы подошли к столице. Испуганный Диас, обратился за помощью к США. Пендосы вновь послали в Никарагуа морскую пендосскую пехоту. 3 тысячи “маринз” отбросили повстанцев от столицы к городу Масая (южнее Манагуа). Там отряды Селедона закрепились и оборонялись 2 месяца. Мена, предал и разоружил свои части. Наконец, 4 октября 1912 года, морская пехота Пендостана, подавила последний очаг сопротивления. Бенхамин Селедон был расстрелян. 70 лет спустя, сандинисты провозгласят его “мучеником за свободу” и “национальным героем”.

3 ноября 1912 года, в условиях американской оккупации, Адольфо Диас был “переизбран” на пост президента на новый четырехлетний срок. После этого американцы вывели бóльшую часть морской пехоты, оставив только “ограниченный воинский контингент” в Манагуа и несколько военных кораблей в никарагуанских портах. Над столичной цитаделью “Кампо де Марте” (“Марсово поле”), где разместились американские “маринз”, был поднят звездно-полосатый флаг. Бедные никарагуанцы стали предметом осмеяния во всей Латинской Америке - только у них над столицей, развевался флаг чужой страны.

В 1914 году, США принудили никарагуанцев подписать “Договор Брайана – Чаморро”. По этому договору, Никарагуа предоставляла американцам “на вечные времена” и без уплаты налогов, право на строительство и эксплуатацию на никарагуанской территории канала из Тихого океана в Атлантический (аналогичного Панамскому). США, получали в аренду на 99 лет острова Корн у Атлантического побережья Никарагуа, а заодно право создания базы ВМФ “в любом удобном для США месте на территории Республики Никарагуа”. С никарагуанской стороны, договор подписал Эмилиано Чаморро, который был в то время посланником в Вашингтоне. Даже в Сенате США, этот договор называли “бандитским” и “издевательским”. Можно себе представить, что думали сами никарагуанцы.

Эмилиано Чаморро, заслужил “повышение”. Американцы пообещали ему пост президента Никарагуа. В конце 1916 года, как раз должны были состояться президентские выборы. Чаморро стал претендентом от консерваторов. Либералы выдвинули Хулиана Ириаса. Тот звезд с неба не хватал, но поскольку никаких позорных договоров он не подписывал, было ясно, что Чаморро на выборах не пройдет.

Тогда посланник США в Манагуа - Джефферсон и командующий расквартированной в Никарагуа американской морской пехотой - адмирал Каперон, вызывали Ириаса к себе и сообщили ему следующее: во-первых, США не потерпят на посту президента Никарагуа человека, который не признает “Договор Брайана – Чаморро”, во-вторых, президент Никарагуа должен будет согласовывать свою внешнюю и внутреннюю политику с Госдепартаментом США, и в-третьих, кандидат должен предоставить доказательства того, что с момента свержения Селайи он ни прямо, ни косвенно, ни разу не выступил против интересов США.

После этого бедные либералы решили в выборах не участвовать. Так Эмилиано Чаморро стал президентом Никарагуа.
Эмилиано Чаморро, как я уже писал, был сильно озабочен проблемой увеличения благосостояния себя и своих родственников. Он принялся назначать на прибыльные должности представителей “клана Чаморро”, а сам огреб грандиозную взятку от американской компании “Браун бразерз” за предоставление компании исключительных прав на ведение бизнеса в Никарагуа. Никарагуанцы бесились, когда узнавали, что в американских газетах их страну называют “Республикой братьев Браун”.

На следующих выборах, Эмилиано Чаморро провел в президенты своего дядю – Диего Чаморро, а сам вернулся на пост посланника в Вашингтоне.
Диего Чаморро, твердо следовал инструкциям племянника – и скоро все важнейшие и доходнейшие должности в стране были захвачены представителями “клана Чаморро”. Начальником таможенной службы стал Дионисио Чаморро, советником президента по вопросасм финансов – Агустин Чаморро, министром внутренних дел – Росендо Чаморро, председателем конгресса – Сальвадор Чаморро, комендантом крупнейшего порта Коринто – Леандро Чаморро, главой фракции консерваторов в Национальной ассамблее – Октавио Чаморро, комендантом главной военной крепости Никарагуа – Филаделито Чаморро, консулом в Новом Орлеане – Агустин Боланьес Чаморро, консулом в Сан-Франциско – Фернандо Чаморро, в Лондоне – Хоакин Чаморро. Можно написать еще три десятка имен, да места жалко.

Американцы, успокоившись, решили, что пора выводить морскую пехоту из Никарагуа. Взамен они создали в стране “национальную гвардию” (то есть что-то вроде нашего ОМОНа). Инструкторами и командирами в “национальной гвардии” были пендосы. Практически “национальная гвардия” подчинялась не столько президенту Никарагуа, сколько посланнику США в Манагуа.
Но в 1923 году, президент Диего Чаморро возьми да и умри. Пришлось проводить выборы. Эмилиано Чаморро, конечно, выставил свою кандидатуру, но американцы понимали, что шансов у него нет – ненависть к “клану Чаморро” была всеобщей. Американцы подобрали в конкуренты Чаморро своих людей – Карлоса Солорсано, доверенное лицо А. Диаса, и (на пост вице-президента) – Хуана Баутисту Сакасу. Сакаса полжизни прожил в США и даже говорил по-английски лучше, чем по-испански.

Конечно, Солорсано и Сакаса победили – и с января 1925-го, стали президентом и вице-президентом. Американцы, надеясь на “национальную гвардию”, вывели в августе 1925 года, морскую пехоту из Никарагуа.

Солорсано и Сакаса (особенно Сакаса) стали потихоньку “чистить” аппарат от представителей “клана Чаморро” – в конце концов, у них у самих были родственники, да и на предвыборных митингах они обещали, что уберут с теплых местечек “этих пиявок Чаморро”.
Такого безобразия, Эмилиано Чаморро не стерпел. 25 октября 1925 года, он поднял мятеж. Американцы, посоветовали Солорсано договориться с Чаморро. Тот внял совету. Эмилиано Чаморро, назначили главнокомандующим вооруженными силами Никарагуа, его родственникам вернули отнятые у них теплые места, из конгресса выгнали 18 депутатов-либералов, которых заменили представителями “клана Чаморро”.

Сакаса, на которого у Чаморро был особый зуб, бежал в Мексику и конгресс принудили объявить Сакасу вне закона. Фактически, Эмилиано Чаморро, стал диктатором страны. А в январе 1926 года, ему надоело быть только главнокомандующим – и он сместил Солорсано и сел в президентское кресло.
Себе на голову, Чаморро решил разобраться со всеми, кто чем-то навредил “клану” при Солорсано – Сакасе. Начались аресты и расправы. Никарагуанцы побежали во все соседние страны. Оставшиеся, бессонными ночами вспоминали, можно ли их обвинить в нелояльности к “клану Чаморро”. Некоторые не стали дожидаться худшего.

Генерал Хосе Мария Монкада, поднял восстание в порту Блуфилдс. Американцы поняли, что пора вмешиваться. 7 мая 1926 года, американцы в третий раз высадили в Никарагуа морскую пехоту. Восстание Монкады было подавлено, генерал бежал в Мексику. Там он встретился с беглым вице-президентом Сакасой и убедил его, что надо свергать Чаморро. Сакаса согласился и назначил Монкаду “главнокомандующим армией Никарагуа в изгнании”. 6 августа, генерал Луис Бельтран Сандоваль, поднял восстание против Чаморро, но американцы разбили и его. Через 10 дней, генерал Монкада с отрядом “армии Никарагуа в изгнании” высадился на атлантическом побережье страны и после ожесточенных боев занял город Пуэрто-Кабесас.
Началась гражданская война.

Американцы были очень недовольны. “Юнайтед фрут” рассчитывала собрать рекордный урожай, а тут по плантациям мечутся вооруженные до зубов никарагуанцы, палят друг в друга, сжигают постройки. В общем, США посоветовали Чаморро вступить с повстанцами в переговоры. Переговоры состоялись на борту американского крейсера “Денвер”. После переговоров Чаморро подал в отставку.
Однако американцы перестраховались. Безо всяких выборов, они назначают верного Адольфо Диаса президентом Никарагуа. Никарагуанских конгрессменов буквально сгоняют на чрезвычайную сессию – и те под дулами винтовок, провозглашают Диаса “законным” президентом.
Сакаса, может быть, и согласился бы с этим решением, но от него уже мало что зависело. В разных районах страны, начались вооруженные выступления против Диаса, и противники нового “президента” провозгласили законным президентом страны Сакасу, а временной столицей – Пуэрто-Кабесас.

Правительственные войска и американская морская пехота, не могли справиться с повстанцами. Тогда американцы начали переговоры с генералом Монкадой (которого Сакаса назначил министром обороны в своем правительстве), блокировали Пуэрто-Кабесас с моря и высадили десант в порту Коринто на тихоокеанском побережье Никарагуа. В январе 1927 года, в Никарагуа было введено 5 тысяч американских солдат, побережье блокировали 16 военных кораблей США. В Вашингтоне торопились, поскольку одна международная неприятность уже произошла – правительство Сакасы было официально признано Мексикой.

Адольфо Диас, призвал США “взять на себя защиту Никарагуа на ближайшие 100 лет”. 23 февраля 1927 года, важнейшая крепость столицы – “Ла Лома” (“Холм”) была передана американцам. Над крепостью взвился флаг США. Англичане, которые давно соревновались с американцами за влияние в Никарагуа, не удержались и направили правительствам Никарагуа и США официальный запрос: надо ли все это понимать как присоединение Никарагуа к Соединенным Штатам? Пришлось над “Ла Ломой”, спустить американский флаг и вновь поднять никарагуанский. Но Англия на этом не успокоилась и послала в порт Коринто военный корабль – “для защиты интересов британских подданных в Никарагуа”. Чуть позже, к Англии присоединились Италия и Бельгия. Американцы поняли, что Сакасу и Монкаду нужно срочно уговорить или купить, пока те не получили помощь, скажем, от англичан.

Для этой цели, в Никарагуа отправили личного друга президента Теодора Рузвельта – полковника Генри Стимсона. Стимсон принялся обхаживать Сакасу и Монкаду. Довольно быстро он понял, что реальная вооруженная сила – в руках генерала Монкады, и стал обрабатывать в первую очередь его. Монкада, никаких твердых политических взглядов не имел, он побывал и в партии либералов, и в партии консерваторов, любил шикарно пожить, частенько бывал изрядно пьян и считал себя неотразимым мужчиной. Но поскольку генералу было уже 55 лет, был он изрядно потаскан и обычно нетрезв, то в отношениях с женским полом у этого ловеласа стали нарастать трудности. Генерала “повело” на малолеток, такая себе педофилия. Одних он запугивал, других – задабривал подарками. Подарки требовали денег.

В общем, в начале мая 1927 года, полковник Стимсон уговорил-таки Монкаду. Монкада получил изрядную мзду и обещание, что американцы сделают его следующим после Диаса президентом Никарагуа (американцы это обещание сдержали), в правительство Диаса ввели 6 человек Монкады. Монкада договорился, что его солдаты сдадут оружие войскам США, и каждый получит за винтовку новый костюм и 10 долларов.

12 мая 1927 года, силы Монкады капитулировали. Но тут произошло нечто неожиданное. Один генерал отказался сложить оружие. Именно этот генерал носил фамилию Сандино.

 

Каким он парнем был или никарагуанский Че Паев



Полностью этого человека звали Аугусто Сесар Сандино Кальдерон. Папа у него был, видимо с претензиями, раз назвал сына, как римского императора – Цезарем Августом. У папы – Грегорио Сандино, была небольшая кофейная плантация. Денег у семьи хватало, чтобы маленький Аугусто, посещал школу, но после школы приходилось подрабатывать на ферме. Родился Аугусто, то ли в 1895, то ли в 1893 году – то есть как раз тогда, когда к власти пришел Селайя. Времена были относительно стабильные – и Аугусто даже проучился несколько лет в гимназии в городе Гранада. Но окончить гимназию не пришлось - отец женился во второй раз, пошли дети – Сократес, Асунсьон, Зоила, – всю эту кучу малышей надо было кормить.

Аугусто Сесар Сандино – хоть он позже и прославился как непобедимый генерал – никогда не был профессиональным военным. Не было у него военного образования, и даже среднее было неполным. Правда, он жадно, запоем читал – но это уже другое.

Внешность у Сандино была самая незавидная. Был он маленький, худенький, с некрасивым лицом метиса. Как у большинства крестьян Никарагуа, в жилах Сандино текла преимущественно индейская кровь. Аристократические роды Латинской Америки, любят подчеркивать свое расовое превосходство над простолюдинами – вот, мол, посмотрите на мое лицо - ничего индейского, чисто европейский профиль. Европейская внешность – это гарантия древности рода, гарантия того, что перед вами – не выскочка, не внезапно разбогатевший каким-то сомнительным способом нувориш.

Сандино, напротив, гордился своей внешностью и своим происхождением. “Я никарагуанец и горжусь тем, что в моих жилах течет кровь американских индейцев”, – писал он в 1927 году, в “Политическом манифесте”. В том же “Манифесте”, были еще более удивительные и смелые для тогдашней Никарагуа строки: “Я городской рабочий, ремесленник, но мои стремления общенациональны, мой идеал – обладать правом на свободу и правом требовать справедливости, даже если для завоевания этого потребуется пролить и свою, и чужую кровь. Олигархия, эти гуси из грязной лужи, скажут, что я плебей. И пусть. Я горжусь тем, что вышел из среды угнетенных, ведь именно они – душа и честь нашего народа”.

Впервые, о Сандино услышали, когда он организовал у себя дома, в городке Никиноомо (департамент Масая), торгово-потребительский кооператив. Это было время владычества “клана Чаморро”, крестьяне массами разорялись, и кооператив помог таким же малоземельным семьям Никиноомо, как семья Сандино, устоять на ногах. Но оказалось, что кооператив мешал перекупщикам – торговцам из Гранады, связанным с “кланом Чаморро”. К тому же, это был “дурной пример”. В Никиноомо прислали генерала Монкаду (да-да, того самого) – и генерал разогнал кооператив. Так впервые встретились Монкада и Сандино.
Но Монкада, в те годы уже мечтал стать президентом. Он вербовал, где мог, сторонников, искал (покупал) союзников. Сандино, чье имя уже пользовалось популярностью во всем департаменте, обратил на себя внимание Монкады. Тот пригласил Сандино на вечеринку, где под песни и гитары, за столом, уставленным бутылками со знаменитым никарагуанским ликером “касуса”, предложил Сандино “забыть все плохое” и начать работать на него - Монкаду.
Сандино был мрачен. Тогда Монкада приволок откуда-то перепуганную тринадцатилетнюю девчонку и с пафосом возгласил:
- Эту красавицу, эту жемчужину, эту соперницу богинь я приготовил для себя. Но я хочу, чтобы мы стали друзьями навеки, чтобы ты проводил мою политику в департаменте Масая – и потому я с радостью отдаю ее тебе! Бери, она твоя!
Публика разразилась аплодисментами. Девчушка заревела.
Дальше произошла знаменитая сцена. Молодой Сандино, вытащил у генерала Монкады из-за пояса пистолет и сказал:
- Ну ты, старый развратник! Эта девочка – символ нашей страны, Никарагуа! И не ты, и никто другой над ней не надругается!
Сандино схватил девушку за руку, и держа генерала под прицелом, отвел к своей лошади. Затем выкинул пистолет (чтобы не обвинили в хищении армейского имущества) и ускакал с девушкой в ближайший женский монастырь. Генерал Монкада, был так потрясен, что даже не снарядил погоню.
Сандино подумал, что теперь ему надо держаться подальше от Монкады. Думал он правильно, однажды в баре наемный убийца попытался застрелить его. Сандино спасла случайность. После этого он поклялся не брать в рот ни капли спиртного.

Он отправился бродить по стране, поменял много профессий, а в 1923-м уехал в соседний Гондурас, можно сказать, что на время он увлекся путешествиями. В порту Ла Сейба, Сандино познакомился и подружился с Густаво Алеманом Боланьосом – лучшим прозаиком Никарагуа, политэмигрантом. Из Гондураса Сандино переехал в Гватемалу, где недолго проработал механиком в мастерских “Юнайтед фрут”. Затем перебрался в Мексику, где устроился на работу в американскую нефтяную компанию “Уастека”. В Мексике, Сандино познакомился с другими эмигрантами из Центральной Америки – в том числе настроенными довольно радикально.

Жизнь в Мексике сильно отличалась от жизни в крошечных центрально-американских республиках. В 1917 году, в Мексике завершилась революция, крестьяне получили землю, у власти стояло довольно-таки прогрессивное правительство. Страна быстро развивалась экономически. Политическая жизнь била ключом. За полтора года, что Сандино провел в Мексике, там успел вспыхнуть и был подавлен реакционный мятеж, власти поссорились с католической церковью и приняли “нефтяной закон”, ударивший по североамериканским нефтяным компаниям. В стране активно действовали профсоюзы (Сандино тут же вступил в профсоюз и стал его активистом) и в немалом количестве водились совершенно экзотические личности, которых в Никарагуа нельзя было сыскать днем с огнем – социалисты, коммунисты и анархо-синдикалисты.

Сандино, часами просиживал в профсоюзной библиотеке, читал книги, журналы и газеты. Там Сандино узнал много интересного. Например, что непобедимая вроде бы американская армия так и не смогла справиться во время Мексиканской революции с партизанскими отрядами Панчо Вильи. А также, что “социалист”, “анархист” и “коммунист” – это не ругательства, вроде слова “богохульник”, а наименования членов разных партий, приверженцев различных политических течений.

В мае 1926 года, услышав о восстании против Чаморро в Никарагуа, Сандино возвращается на родину. То, что он обнаруживает дома, его потрясает. Работу найти нигде никакую нельзя. Люди, в тропической стране, умирают от голода. Наконец Сандино завербовывается на золотые прииски Сан-Альбино (на границе с Гондурасом), принадлежащие американской фирме. У Сан-Альбино – зловещая слава: условия труда и жизни там адские, люди мрут как мухи.

Сандино, подговаривает рабочих поднять восстание. “Иначе мы все здесь сдохнем”, – повторяет он раз за разом рабочим. Это веский аргумент. Но нужно оружие. Одного из рабочих, Антонио Марина, посылают через границу, в Гондурас, с уже добытым золотом. Гондурасская пограничная стража известна продажностью, хотя никто еще не слышал, чтобы она продавала собственное оружие. Но вскоре Марина возвращается и привозит 15 винтовок и несколько сот патронов. Сандино, тем временем, обучил товарищей искусству изготовления ручных гранат из кожаных мешков и динамита, которым пользуются на прииске.
19 октября 1926 года, Сандино поднимает восстание. Рабочие взрывают прииск и уходят в горы. 2 ноября, отряд из 30 человек принимает первый бой с правительственными войсками. Солдат было 200. Партизаны отступают, но все остаются живы.

Сандино, основывает в горах департамента Новая Сеговия партизанскую базу и называет ее “Эль Чипоте” (на местном диалекте это значит “Сильный удар”). Сандино отправляется на каноэ с шестью помощниками в Пуэрто-Кабесас – к Сакасе, за оружием и инструкциями.
Но Сакаса отфутболивает Сандино к генералу Монкаде, своему “министру обороны”. Монкада, конечно не забыл, кто такой Сандино, и оружия не дал.

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Как раз, американцы блокировали Пуэрто-Кабесас с моря и потребовали от Сакасы “очистить город”. Сакаса и его люди пустились в бега, и много чего бросили по дороге. В том числе и оружие. Сандино нагрузил подобранным оружием (40 винтовок и 7 тысяч патронов) каноэ и на веслах повез груз в Новую Сеговию.

Поглядев на Сакасу и Монкаду, Сандино разочаровался в вождях античаморровского восстания. Позже, он вспоминал: “Консерваторы и либералы – одинаковые прохвосты, трусы и предатели, не способные руководить мужественным народом . Именно тогда я понял, что у нашего народа нет достойных его руководителей и что нужны новые люди”.
Вскоре отряд Сандино, вырос до 300 человек, затем – до 800, причем из пехотинцев они стали кавалеристами. После целой серии успешных боев с американской морской пехотой, имя Сандино становится популярным среди повстанцев.

В апреле 1927 года, правительственные войска и “маринз” окружили отряд генерала Монкады. Тот обратился за помощью к Сандино. “Если вы срочно не поддержите армию, то именно вы будете нести ответственность за катастрофу”, – написал Монкада. Сандино со своими 800 всадниками, прорвал окружение и отбросил противника. Монкада на радостях произвел Сандино в генералы.

Но следующим шагом Монкады, было издание приказа, ограничивавшего численность отдельных войсковых групп 300 бойцами и запрещавшего переход из одной части в другую. У Сандино было 800 бойцов, и почти каждый день к нему приходили новые, в том числе из других повстанческий отрядов - Сандино становился легендой.
Однако все бойцы Сандино, отказались переходить под чье-либо еще командование. С этого момента они стали именовать себя “сандинистами”, подчеркивая тем самым, что они отличаются от других повстанцев-либералов.

Тогда Монкада отдал приказ отряду Сандино расквартироваться в городе Боако и ждать там прибытия штаба Монкады. Коварство замысла было в том, что Боако, вопреки тому, что сообщил сандинистам Монкада, вовсе не был занят повстанцами, а контролировался правительственными войсками. Монкада надеялся, что ничего не подозревавшие сандинисты попадут под огонь правительственных войск и будут уничтожены. Но Сандино в ловушку не попал, он закрепился у города, рассредоточил свои силы и действительно, стал ждать Монкаду.

А Монкада, как раз в это время, сговорился с американцами и капитулировал. Сандино, как мы помним, отказался сложить оружие. Монкада попытался его уговорить. Между Сандино и Монкадой произошел исторический разговор:
- Кто вас сделал генералом? – спросил Монкада.
- Назначили – вы. А сделали – мои товарищи по борьбе, сеньор. Так что я своим званием не обязан ни оккупантам, ни предателям!
В день капитуляции либералов, Сандино выпустил воззвание (“циркуляр”) ко всем местным, властям всех департаментов Никарагуа. Рассказав о предательстве Монкады за шаг до победы (“Либеральная армия, насчитывала 7 тысяч хорошо вооруженных бойцов, а правительственная – немногим более тысячи человек, думавших уже не о борьбе, а о дезертирстве”), Сандино завершил воззвание такими словами: “Я не сложу оружие, даже если это сделают все! Лучше я погибну с теми немногими, кто остался со мной. Лучше умереть в борьбе, чем жить в рабстве!!!”.
Сандинисты, подняли черно-красное знамя. Эти цвета значили: “Свободная родина или смерть!”. Через 30 лет, на Кубе, Фидель Кастро выберет точно такое же знамя.

Так началась эта беспримерная история – успешная война, небольшого отряда партизан против собственного правительства и 12-тысячного корпуса американской пехоты одновременно.

 

malxaz
Ты, как всегда, вне конкуренции. Очень интересно. Жду продолжения.

 

Вообще-то, Франсиско Кордоба, основал первый Леон, совсем в другом месте, на 30 км юго-восточнее, в 1524 году. Там же, на главной площади, его и казнили, по приказу Педрариуса Давилы. Потом, в 1610 году, произошло извержение вулкана и сильное землетрясение, разрушившее город. И тогда, его перенесли в другое место. Здесь же, сейчас город-музей, а вернее руины-музей.



Места красивые, город был основан на берегу озера Манагуа, у подножья вулкана Момотомбо. В одноименном городке, есть гест с лоджиями, где можно зависнуть на пару дней. Взобраться на вулкан (1280 м), поплавать в озере, порыбачить с местными.



На момент катастрофы, в городе проживало 350 испанцев и 5000 индейцев. Когда казнили Кордобу, по приказу Педрариуса, в назидание другим, его отрубленная голова, пару месяцев, стояла на плахе в центре пласы принсипаль. А тело, тело без головы, захоронили в главной церкви. Педрариас, ненамного пережил своего врага. Он умер через 5 лет. И был похоронен рядышком с Кордобой, в той же церкви, только с головой. Так их там вместе, археологи и наши.



Сейчас, их останки захоронены на центральной площади, где над могилами 6 испанских конкистадоров (остальные погибли при землетрясении) высится памятник Кордоба. По прошествии столетий, он все таки одержал верх над Педрариусом.



На обратном пути… в автобусе… раньше в Никарагуа, были контрас (против) то есть – против сандинистов. В автобусе я встретил типа посерьезнее – contrаmadres – противмамы.





Вот, такие типичные мачо-никарагуанцы. Против мамы, потом против кого-нибудь.

В гесте, висит объява - нужны волонтеры. кому интересно - там есть мыло.

 

еще немного о Сандино и о пендосах. Есть старое фото - пендомаринз, позируют на фоне захваченого знамени армии Сандино



Но никто не пишет, что бойцы Сандино, тоже захватывали трофейное армейско-пендоские знамя. вот одна из таких историй.

Во время сражения под Эль Чипоте, сандинисты захватили много трофеев, в том числе американское знамя. Это было огромное — в два квадратных метра — звездно-полосатое полотнище из тяжелой шерсти. Сандино долго и внимательно его разглядывал, потом поставил на нем печать своей армии и собственноручно написал: «Это знамя захвачено у войск империалистов-янки в сражении под Эль Чипоте. Родина и свобода!» И расписался. Любопытна судьба этого знамени.
В одно время, немного позже захвата этого знамени, во Франкфурте-на-Майне, готовилось открытие второго Международного конгресса Лиги борьбы с империализмом и колониальным угнетением. От Мексики на конгресс должен был ехать известный писатель и ученый Херман Лисцт Арсубиде, и вот мексиканские патриоты поручили ему отвезти во Франкфурт американское знамя, захваченное Сандино. Во-первых, для того чтобы привлечь внимание международной общественности к борьбе никарагуанских патриотов и, во-вторых, чтобы сберечь ценную реликвию - американские ищейки, уже рыскали в поисках злополучного флага. Предвидя осложнения, Арсубиде хотел ехать пароходом из Мексики прямым рейсом в Германию, но выяснилось, что такое путешествие заняло бы не менее месяца и Арсубиде прибыл бы во Франкфурт-на-Майне уже после закрытия конгресса. Пришлось ехать через Нью-Йорк. Незадолго до того, как поезд подошел к пограничному мексиканскому городку Ларедо, Арсубиде заперся в уборной, разделся, несколько раз обмотал тело знаменем, а поверх надел рубашку и костюм. Стояла удушающая жара, необычная даже для этих южных широт. Арсубиде буквально обливался потом. Мало того, притворившись простуженным, он еще надел пальто: надо было скрыть неестественную «полноту».
Американский таможенник осмотрел вещи Арсубиде и не обнаружил ничего предосудительного. «Контрабандист» с бьющимся сердцем уже было направился к выходу, но его остановил сухой приказ:
— Разденьтесь!
— С какой стати?! — притворно возмутился Арсубиде.
А про себя горько подумал: «Все пропало…»
— Мне надо посмотреть, сделали ли вы прививки, — пробубнил таможенник.
Арсубиде снял пальто и, натужно кашляя и хватаясь за грудь, засучил рукав.
— В порядке, — сказал офицер, и Арсубиде, с трудом сдерживая ликование, ринулся прочь из таможни.
В Нью-Йорк он прибыл 4 июля, в день национального праздника США, и… вывесил на балконе своего номера звездно-полосатое знамя. Но все-таки, лежа в ванной, он с замиранием сердца думал о том, правильно ли воспримут американцы такое проявление «верноподданнических чувств»…
Перед посадкой на пароход в нью-йоркском порту, Арсубиде снова обмотался звездным полотнищем и благополучно проследовал в свою каюту. Во Франкфурт-на-Майне он прибыл вовремя. Его встретили немецкие друзья. Один из них прекрасно говорил по-испански, и Арсубиде поведал ему о своих путевых переживаниях. Когда на следующий день он взошел на трибуну, делегаты уже знали историю звездно-полосатого знамени. Арсубиде подошел к столу президиума, за которым сидели Анри Барбюс, Джавахарлал Неру, Сен Катаяма, и развернул полотнище. Хотел произнести несколько слов — и не смог. Вот как сам Арсубиде описывает эту сцену:
Казалось, по залу прошел электрический ток. 400 делегатов и гостей, до отказа заполнившие зал, встали. Раздался гром аплодисментов, люди на всех языках выкрикивали приветствия, и имя Сандино долго звучало в зале. Казалось, овации не будет конца. Но вдруг аплодисменты смолкли: все запели „Интернационал“…

 

Ночью случился прикол, раз уж Серега там как раз опросы какие-то устраивает про секес-туризм. Я думаю, все понимают, что такое гест? Каждый день, текучесть как на пересыльной турме – одни приехали, другие собрались и уехали и все в таком роде.

Вчера, заехали две немки и лягли на нижние койки, откуда свалили аргентиносы. Я вниз не переезжал, так как мне вверху лучше – прям у окна и воздух свежий. А днем раньше, заехал один ирландец (ох уж эти ирландцы) и вечером, на кухне все с этими немками прикалывались ни о чем, но ирландец прикалывался плотнее всех.

Значит уснул я на пальме вечером. Ночью просыпаюсь, от того, что все время ходит кровать. Не то чтоб очень сильно, но ходит. Ну лежу, и спросонья пытаюсь понять что это. И слышу, чика вкрикивает внизу, так как бы плача. Я сначала подумал, что ей кошмар снится, дай думаю взгляну на нее. Свесил голову вниз, а там … ее имеет этот ирландец!!! Лягли себе бочком, полностью голые, и он ее дерет, даже простыней не накрылись!
Ну я охуел конечно от такого… лег ровно и в прострации лежу. Проходит минут пять, а качка эта все не утихает. Ну у меня уже эрекция началась, сон прошел, а оно мне надо? Страрому больному человеку. Ну я пару раз, перевернулся с бока на бок – типа дал знать, что мне не спится. Но им пох. Ну я тогда разозлился, свешиваюсь с койки и говорю: амиго, да вы млять, не одни на этой кровати, нунах! А! Займитесь лучше оральным сексом, от него качки нету.

И лег себе ровно. Они тоже ровно лягли. И молчат. Зато везде кровати заерзали – видно остальные зашевелились. Лежали они минут десять, как бревна, я уже подумал, что у чики схватило там все и он вытащить не может. Но потом встали по очереди и свалили в патио, завершить наверное, ну а я уснул.
Такие вот истории, нашего городка. Кстати, немки эти, свалили не свет ни заря с утра. Ирландец остался.

Сейчас уже в Манагуа. Заселился опять же в дорм, но необычный. Какой-то тип, вроде пендос или канадец, купил тут два особняка в элитном районе (сзади Метроцентра) и сделал гесты. Причем одни дормитории здесь. Но бекпекеры как-то не едут сюда, и получается, что пару туристов, живут в двух вилах, с бассейном, вай фаем, у кого нет ноута, в холе комп, ТВ кабле и прочии радости, но комнаты общие. Но в комнатах, в одном доме 3 или 4 парня, а у меня, я, поляк и шведка (бум пробовать шведскую любоф) Ваще, прикол!!!





Учитывая, что это от центра далековато, а рядом возле сити-мола, я сегодня пошел туда. Побродил по тьендам, купил новый рюкзак (маленький), а то мой парагвайский, уже разлазится по швам, от нагрузки. И сходил в кино, на фильм о котором мне рассказывала колумбийка – инструктор по дайвингу на Утиле. Фильм зовется Machete, снял Родригес.



Впечатления. Два дурагона – Тарантино и Родригес. Но Родригес еще и повторяло. Тарантино выдохся и пукнул двулогией Kill Bill, и Родгигес, как обезьянка повторяет. По сюжетам, эти фильмы, как будто оба впали в детство, и снимают комиксы или по нашему сказки. Правда бюджет у этих сказак – ой-е-е-й!!! Кто им на эту пургу денег дает???...
Ну и актер этот, что самого Мачете играл, один из моих любимых, что-то подсдал, постарел сильно, еле бегает в фильме.

Манагуа. Город меня удивил. Думал, что будет худшая столица из всех стран ЦА. А кули, 30 лет грабежа и гражданской войны, социалисты-сандинисты у власти… а тут, Хилтон, Интерконтиненталь, сити-молы, Дольче и Армани, дороги по три полосы в каждую сторону, казино… Совсем не ожидал.







Поляк. Разговорились. Он ни слова не понимает на испанском, но на английском трещит как на родном. Но мне то от этого не легче, я понимают, а вот он… Узнал откуда родом я. Оооо!!! – говорит – бывшая Польша, по польски понимаешь? Да – говорю – но не говорю, уже. Ну говори на украинском – я понимаю. А я уже и на украинском оказывается не могу!!! Хочу сказать, а вылетают испанские слова. Он говорит – ну ладно, давай на русском, я еще помню немного. А я на русском уже не могу, после фильма, что-то у меня пересчелнул тумблер в голове и назад не возвращается. Короче, не получился разговор. Пипец какой-то!!!

 

Манагуа... Манагуа странный город. Точнее не странный, а просто не такой как все остальные города Латинской Америки.
То, что его закладывали, а потом и строили уже не испанцы, видно сразу. Отсутствует плаца принципаль, типичные испанские колониальные улочки, дома в испанском стиле. Да и ваще, ничего испанского нет. Практически.

Горд был основан в 1857 году, после конфликта либералов и консерваторов, как нейтральный вариант. Сразу видно, что по большому счету, он никому был и не нужен. За более 150-ти летнюю историю, здесь не построили практически ни одного красивого и монументального здания. Церковь, и то одна – разрушенный Кафедральный собор, который так и не восстановили.





Есть еще каса де ла культура – бывший президенский дворец




Музей я посетил. Что сказать... есть конечно пару прикольных экспонатов, таких как эти лавочки-троны индейских вождей.



Ну и мне понравились росписи русско-мексиканского художника - Арнольда Белкина



Понравились Панчо Вилья



И Сандино



Прикольно, что Сандино замочили в 1934 году, когда Калашников еще и не думал, что он станет оружейным конструктором и создаст АК на базе спизженных немецких чертежей. Но у Сандино в руках АК. Такая скрытая реклама.
Есть, единственный красивый памятник – могила поэта Рубена Дарио.



Все!!! Все остальное (памятники) это неудавшиеся поделки учащихся ПТУ.
Вот, пару памятников еще, чтоб как говорится прочувствовать разницу.



Это памятник Солдату. Почему он держит кирки в правой руке... это непонятно. С калашниковым разобрались.
Далее. Вот Че. Довольно оригинальный взгляд на внешность революционера.



100% скульптор решил соригинальничать.

 

А вот зданий заслуживающих внимания нет. Да и сам город странно построен. Как будто в лесу, просто начали строить районы, каждый где хочет, а потом, между районами провели дороги. Поэтому ты вроде бы как по лесу ходишь, из района в район.
Сами районы, есть как благополучные, так и убитые баррио, вплоть до целофаново-палаточных городков.



В этом плане, Манагуа похож на парагвайский Асунсион, где за президенским дворцом, сразу же фавелы. Здесь тоже. Только если те фавелы практически безопасны, то эти нет.

В любой стране ЦА, кроме Никарагуа, есть хотя бы одна пирамида майя. И никарагуанцам это обидно. Поэтому, они решили сами себе одну построить.



Ваще, одаренные люди в этом плане, творят где только могут.



Zyz, амиго, а где тебя здесь грабили-то? Просто интересно. И кстати, где ты здесь элитный стрип-бар нашел? Я сегодня с 9 утра и до 14-30 обошел весь город, нигде ничего похожего на секс не видел.

Еще, в Манагуа, на горе Ла Лома, где когда-то размещались казармы национальной гвардии, был подло завлечен в засаду и убит Аугусто Сезар Сандино, вместе с парой своих друзей. После, его голову отсекли от тела и вывезли в США, а тело… тело так и не нашли. До сих пор. Поэтому могилы и Сандино нет. Вместо могилы, на месте его смерти, возвышается тень, сделанная из метала.



С головами, очень интересная ситуация. Точнее с головами революционеров, сражавшихся против пендоштатов. Практически им всем, даже после смерти, вырыв их могилы - отрубили головы и украли. Такая судьба постигла Панчо Вилью, Эмилиано Сапату, Сандино и еще парочку героев. Из того, что известно, то скажем Сандино и Панчо головы, заказали коллекционеры из пендосии. Про остальных, так ничего и не известно.

В общем, Манагуа больше дня не стоит. Завтра выезжаю в Масайю.

 

Безбашенные псы революции

Сандино, начал свою войну в очень неблагоприятной ситуации. Его силы были распылены. С самим Сандино было 100 человек (и только 60 винтовок), еще 100 человек, с которыми он мог легко связаться, были сосредоточены в городе Эстели. Остальные сандинисты, оказались отсечены от него частями Монкады, Диаса и американской морской пехотой.

Поэтому сначала, ни новое правительство, ни американцы не восприняли Сандино всерьез. Они послали 400 “маринз” и 200 национальных гвардейцев, для того, чтобы принудить Сандино сдаться. Экспедицией руководил капитан морской пехоты США Хатфилд. Хатфилд, прибыл со своим отрядом в город Окоталь и направил оттуда Сандино ультиматум с требованием в 48 часов сложить оружие. Он предполагал, что Сандино попытается бежать из страны, и потому предупредил: в этом случае, за голову Сандино будет назначена награда и он никогда не сможет вернуться в Никарагуа.

Сандино, однако, не собирался бежать. Со своими 100 бойцами и 60 винтовками, он решил штурмовать Окоталь. Утром 16 июля, отряд Сандино подошел к городу и атаковал его. Бой длился 15 часов. Сандино взял Окоталь.
Американцы в Манагуа были так взбешены поражением, что послали самолеты разбомбить Окотал. Американская авиация, атаковала город и устроила настоящую охоту за крестьянами на окрестных полях. 300 мирных жителей, в основном женщин и детей, было убито и еще 100 человек ранено. Уцелевшие мужчины Окоталя, вступили в отряд Сандино - мстить “гринго”.
Естественно, бомбардировка Окоталя не прибавила американцам популярности. Наоборот, все больше и больше людей приходило к Сандино - он был единственным, кто сражался с “гринго”.

В Латинской Америке, где обиды помнят долго, не забыли расправу над Окоталем до сих пор. И никогда не забывали. 30 лет спустя, аргентинец Грегорио Сельсер, в книге “Маленькая сумасшедшая армия” написал: “Один из самых первых случаев применения военной авиации против мирных жителей, был в Никарагуа – за 8 лет до того, как Муссолини стал практиковаться в стрельбе с воздуха по беззащитным абиссинцам, и за 10 лет до того, как летчики гитлеровской эскадрильи “Кондор” превратили в развалины Гернику”.

Так, отчаянной атакой 16 июля 1927 года, начал Сандино свою семилетнюю войну с 8-тысячным корпусом правительственной армии и “национальной гвардии” и 12-тысячным корпусом американской морской пехоты. У американцев, к тому же было на вооружении 30 самолетов – по тем временам это была огромная сила. Во всем мире, на тот момент, насчитывалось не более 600 боевых самолетов.

Сандино быстро понял, что успешно воевать по канонам “большой войны” он не сможет, американцы и сильнее, и лучше обучены правилам ведения позиционной войны. Сандино попробовал свои силы в позиционной войне, в бою у Лас-Флорес. Там сандинистам пришлось отступить, потеряв 60 человек. Это было самое крупное поражения Сандино за все 7 лет боев.
Тогда Сандино сознательно перешел к тактике крестьянской сельской войны, то есть к герилье (партизанской войне). Обнаружив, что Сандино не хочет воевать “по правилам”, американцы расстроились - тактике противопартизанских действий, они в те времена еще не были обучены. Они провозгласили (устами госсекретаря США Келлога) Сандино “бандитом”, а его отряд – “шайкой разбойников”. По требованию “гринго”, архиепископ Манагуа – Лосано и Ортега и епископ Гранады Рейес и Вальядарес, объявили с амвонов церквей, об отлучении от церкви Сандино, сандинистов и всех, кто к ним присоединится. Последствия были прямо противоположны тем, на которые рассчитывали янки - тысячи людей, прежде ничего не знавших о Сандино, узнали о его существовании.

В сентябре 1927 года, Сандино объявил о создании Армии защитников национальной независимости Никарагуа, со своими знаменем, девизом, печатью, гимном, воинскими званиями и Уставом.
В этом Уставе, специально подчеркивалось, что целью Армии является изгнание гринго, восстановление полного суверенитета Никарагуа и избрание законного, независимого от США правительства. Командование Армией, осуществляет Главный штаб, все бойцы Армии – добровольцы и не получают никакого жалованья, им “запрещается наносить ущерб мирным крестьянам, но разрешается облагать принудительными налогами местных и иностранных капиталистов”. Командирам Армии защитников национальной независимости Никарагуа, строжайше запрещалось вступать в тайные переговоры с противником. Этот Устав подписало около 1 тысячи бойцов – так выросла армия Сандино.

Сандино разделил Армию на колонны численностью от 50 до нескольких сот бойцов. У каждой колонны было свое задание и свой оперативный район. Сандино разделил территорию, фактически контролируемую его армией, на 4 зоны, в каждой из которых были сформированы органы революционной власти. Все вместе контролируемые партизанами районы, назывались “Лас Сеговиас”, то есть “Сеговии”.
Власти были вынуждены, объявить на осадном положении зону деятельности партизан: департаменты Новая Сеговия, Эстели, Хинотега и Матагальпа, а также часть провинций Селайя и Кабо Грасиас а Дьос. Это было ни много ни мало, как четверть всей территории Никарагуа. К декабрю 1932 года, сандинисты контролировали уже свыше половины территории страны.

Сандино и его Армия, быстро превратились в живую легенду. Неоднократно распространявшиеся правительством и янки сообщения о гибели Сандино и разгроме его “банд”, каждый раз оказывались вымыслом. Однажды, такое сообщение о гибели Сандино было даже спровоцировано самим Сандино, в начале 1928 года, когда американцы развернули крупное наступление на партизанскую базу “Эль Чипоте”, окружили там штаб Сандино и принялись ежедневно бомбить базу, Сандино распространил слух о своей смерти и инсценировал собственные похороны. Американцы, приостановили наступление на суше и принялись безостановочно атаковать базу с воздуха. Они полагали, что сандинисты, деморализованные гибелью своего вождя и беспрерывными авианалетами, скоро сами сдадутся.
А Сандино, тем временем оставив на позициях чучела, и вывел своих людей через джунгли из “Эль Чипоте”. Когда “гринго” ворвались в “Эль Чипоте”, они обнаружили, что база пуста. Через несколько дней, им пришлось срочно эвакуироваться с базы – пришло сообщение, что Сандино захватил город Сан Рафаэль дель Норте. Но когда “маринз” ворвались в Сан Рафаэль, сандинистов там уже не было, они оставались в городе ровно столько времени, сколько было нужно для того, чтобы захватить и вывезти оружие из местного арсенала.

Вообще, Сандино постоянно ставил пендосов в тупик. Американцы, например, хорошо знали, что в тропических джунглях ночью воевать невозможно – тьма кромешная, никакие опознавательные знаки не видны, а если стрелять на глазок, по вспышкам выстрелов – наверняка перебьешь кучу своих.
Однако Сандино, благополучно разгромил посреди ночи лагерь “маринз” на реке Коко, не оставив на месте боя ни одного убитого партизана. Американцам не пришло в голову, что Сандино приказал своим людям перед боем раздеться догола и выкупаться в реке. Света звезд и вспышек выстрелов, вполне хватило для того, чтобы голые блестящие партизаны уверенно различали друг друга в бою. Так, без потерь, небольшой отряд голых сандинистов, вооруженных одними мачете и пистолетами, полностью уничтожил втрое превосходящее их по численности подразделение морских пехотинцев, захватил ружья, патроны, пулеметы, гранаты и карту с планом антипартизанских операций.

Вскоре в армию Сандино, стали приходить не только никарагуанцы, но и другие латиноамериканцы. Чем шире распространялась слава Сандино, тем больше находилось в Латинской Америке людей, которые приходили к мысли, что погибнуть в горах чужой страны, сражаясь с “гринго” за ее свободу, куда достойнее, чем прозябать у себя на родине. Многие из таких людей скоро выбились в командиры в армии Сандино.

Колумбиец Рубен Ардилья Гомес, вместо того, чтобы поступить у себя дома в Боготе в университет, уехал в 18 лет в Никарагуа – к Сандино. Самое интересное, что он ни от кого своих планов дома не скрывал. Мать Рубена, прощаясь с сыном, обливалась слезами, но затею благословила: “Поезжай. Отомсти “гринго” за нас”. “За нас” – это значило: за колумбийцев. “Гринго” к тому времени устроили целых семь интервенций в Колумбию и даже организовали сепаратистский мятеж на севере страны, оттяпав от Колумбии департамент Панама, потому как Колумбия, не давала разрешения на аренду земли под канал, а карманное государство Панама было сразу на все согласно. У сандинистов, Рубен Ардилья дослужился до лейтенанта и стал адьютантом Сандино.

Из Доминиканской Республики, приехал негр Грегорио Урбано Хильберт. К тому времени, он уже был знаменит на родине - в 1917 году, Грегорио организовал сопротивление высадке американской морской пехоты в порту Сан Педро де Мекорис, недалеко от столицы. После оккупации острова янки, Хильберт ушел в горы, но был в конце концов арестован и приговорен к смерти. Президент США, Вудро Вильсон, заменил смертный приговор пожизненным заключением. Имя Хильберта стало символом сопротивления оккупации, по всей Доминиканской Республике, развернулось движение за его освобождение. Кончилось тем, что американцы плюнули и в октябре 1922 года, выпустили Грегорио на свободу. Он вынужден был уехать с родного острова на Кубу и вернулся домой только после эвакуации американских войск, в 1926 году. Хильберт начинает издавать оппозиционную газету и вскоре попадает за это в тюрьму. Правительству Орасио Васкеса, большого друга США, вообще не нравился этот оппозиционер Хильберт. А Хильберту не нравилось правительство Васкеса, занимавшееся преимущественно разворовыванием национальной казны. Завершилось противостояние тем, что однажды Хильберт предпринял вооруженную попытку освободить из тюрьмы своего друга Хулио Арсено, также известного оппозиционера. Попытка не удалась, а в перестрелке с солдатами Хильберт был ранен. Он ушел в подполье, отлеживался, лечил раны. За это время, до Доминиканской Республики дошли сведения о партизанской борьбе в Никарагуа. Выздоровев, Грегорио Урбано Хильберт отправился к Сандино. В повстанческой армии, он дослужился до капитана, стал одним из ближайших помощников Сандино.

Из Гватемалы, к Сандино пробрался Мануэль Мариа Хирон Руано. Это был высокообразованный и талантливый человек. Американский корреспондент Карлтон Билс, побывавший в лагере сандинистов, писал потом с удивлением: “Хирон разбирается в литературе, искусстве и международных отношениях куда лучше, чем командующий вооруженными силами США в Никарагуа генерал Феланд”. Очень быстро, Хирон достужился в повстанческой армии до генерала и возглавил Главный штаб армии Сандино. Смерть Хирона, была трагической случайностью - он заразился в джунглях амебиазом. Измученного амебнымной дизентерией и гепатитом генерала, партизаны решили переправить в Гондурас – для лечения. На границе, Хирон был схвачен американскими солдатами и расстрелян.

Из Гондураса, пришел к Сандино индеец Хуан Пабло Умансор. Высокий, худой, молчаливый человек с грустными глазами, он умел передвигаться совершенно бесшумно и незаметно появляться и исчезать, в том числе и в тылу врага. О нечеловеческой смелости Умансора, среди партизан ходили легенды. Этот индеец тоже станет генералом армии Сандино и погибнет вместе со своим командиром.

А вот не менее интересный случай – Густаво Мачадо из Венесуэлы. Родился в очень богатой семье, получил прекрасное образование в Сорбонне. Еще до Сорбонны, Густаво прославился как лидер и организатор студентов, гимназистов и школьников. Власти заметили и оценили таланты Густаво, 15-летнего паренька, посадили в тюрьму и выпустили только через год. Тюрьма малолетнего Густаво не исправила и спустя 4 года, он примет активное участие в вооруженном восстании против диктатора Хуана Висенте Гомеса, американского ставленика. Восстание будет подавлено, Мачадо эмигрирует в Европу (вот так и попадают в Сорбонну!), потом приедет на Кубу, вступит там в подполье, в компартию. К Сандино, он приедет продолжать свою давнюю войну с “гринго” – не получилось в 1919-м, в Венесуэле, получится в Никарагуа. Мачадо ждет большое будущее - на родине он побывает и парламентарием, и политзаключенным, а в 1958-м, даже возглавит Компартию Венесуэлы.

Еще один пример – сальвадорец Хосе Аугусто Фарабундо Марти. Выходец из богатой помещичьей семьи, получил юридическое образование в Университете Сан Сальвадора. Лидер студенческого движения. Полученную по наследству землю, раздал бесплатно батракам и арендаторам. Еще в университете, Аугусто стал марксистом и потом, когда он в повстанческой армии дорастет до должности личного секретаря Сандино, Фарабундо Марти попытается “совратить” в марксизм и Сандино. Споры у них были долгими и отчаянными. Судя по всему, многие из разговоров с Фарабундо Марти, у Сандино в голове застряло. Но от принципа беспартийности своего движения, Сандино отказаться не захотел. Не захотел он отказаться и от идеи “правительства национального примирения”, после изгнания из Никарагуа янки. Кончилось все тем, что генерал и секретарь поссорились. “Из-за своей политической близорукости ты погубишь и себя, и свою революцию!” – с горечью выкрикнул один Аугусто другому, и уехал к себе в Сальвадор.

В Сальвадоре, Фарабундо Марти ни мало ни много создал Коммунистическую партию и партия, как-то сразу и успешно пошла в гору. Даже на президентских выборах в 1931 году, победил поддерживавшийся коммунистами кандидат Артуро Араухо. Но в декабре 1931 года, в стране произошел переворот и к власти пришел диктатор Эрнандес Мартинес, поклонник Гитлера и Муссолини. Фарабундо Марти арестовали. Он объявил голодовку, голодал 21 день и все эти дни, диктатуре приходилось разгонять в столице массовые демонстрации в его защиту. Наконец, диктатор Мартинес не выдержал и освободил Фарабундо Марти из тюрьмы. Но тут же выслал из страны. А уже в январе 1932 года, в Сальвадоре началось восстание против диктатуры, подготовленное коммунистами, и Фарабундо Марти, нелегально вернулся на родину. Это было первое в Латинской Америке, коммунистическое восстание. Повстанцы подошли к столице, и тогда диктатор Мартинес, обратился за военной поддержкой к США, Канаде и Великобритании. Те откликнулись и восстание было потоплено в крови. 20 тысяч человек было расстреляно. Среди них и Фарабундо Марти.
Но когда в конце 70-х, в Сальвадоре началась партизанская война, крупнейшая организация герильерос, взяла себе название Народные силы освобождения имени Фарабундо Марти. А когда в 1980-м, все партизанские армии Сальвадора объединились, они приняли название Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти .

Вообще, армия Сандино состояла, конечно, из людей неординарных. Ординарные, в такую самоубийственную затею лезть боялись.

Армию Сандино называли иногда “армией детей”. У Сандино, было очень много бойцов-подростков. Взрослые и усталые крестьяне, сплошь и рядом хоть и сочувствовали Сандино, но воевать не стремились – семью надо кормить, да и вообще “плетью обуха не перешибешь”. А 12–14-летние мальчишки, семьями еще не обзавелись, да и насчет плети и обуха они не были так уверены.

Первым таким бойцом был индейский мальчуган всего лишь 9 лет от роду. Несколько недель по тропам, видным только индейцам, шел он сквозь джунгли в лагерь Сандино. Принес продукты партизанам и потребовал ружье и пули, “чтобы убивать бандитов”. Сандино называл его “чико-омбре” (мальчик-мужчина). Этот Чико-омбре участвовал в 36 боях, выучился у партизан грамоте, стал всеобщим любимцем.

Таких “чико-омбре” было много. Лучшим снайпером у сандинистов был 12-летний Хосе Кастильо. Сначала он был разведчиком, но в бою у Тельпанека был ранен в ногу и охромел. Тогда Хосе стал снайпером.
Подростки приходили даже из-за границы. Прославившийся храбростью “чико-омбре” Хуан Альберто Родригес пробрался к Сандино из Гондураса. Ему тогда было 12 лет. Сандино пытался отправить мальчишку домой, но ничего не вышло. Тот сам раздобыл себе оружие, убив морского пехотинца и доказал таким образом свое право быть партизаном.

Еще армию Сандино звали “армией поэтов”. Любимым занятием сандинистов, было соревнование в чтении стихов Рубена Дарио. Дарио – это гений, гордость маленькой Никарагуа. Рубен Дарио, был великий новатор, в начале ХХ века, он изменил лицо не только никарагуанской, не только латиноамериканской, но вообще всей испаноязычной поэзии. Пабло Неруда писал: “Без Дарио, латиноамериканцы вообще не умели бы говорить”.

Сандино любил стихи Дарио до безумия – и считал, что должен всех ознакомить с ними. Когда герильерос занимали селение или город, обязательным элементом пропаганды было чтение стихов Рубена Дарио.

Особенно любили сандинисты, те стихи Дарио, которые были официально запрещены, – за “подрывную направленность”.
Например, “Рузвельту”:
США, вот в грядущем захватчик прямой простодушной Америки нашей, туземной по крови. Ты прогресс выдаешь за болезнь вроде тифа, нашу жизнь за пожар выдаешь, уверяешь, что, пули свои рассылая, ты готовишь грядущее. Ложь!

Можно представить себе, с каким злорадным удовольствием декламировали сандинисты финальные строки этого стихотворения:
Берегись Испанской Америки нашей – недаром на воле бродит множество львят, порожденных Испании львом. Надо было бы, Рузвельт, по милости Господа Бога, звероловом быть лучшим тебе, да и лучшим стрелком, чтобы нас удержать в ваших лапах железных. Правда, вам все подвластно, но все ж неподвластен вам Бог!

У сандинистов, были “лучшие чтецы” такого-то стихотворения и “лучшие чтецы” такого-то. Выходил один, и читал стихотворение Дарио, посвященное Хуану Рамону Хименесу с такими вот горькими строками:
Иль нас отдадут свирепым варварам в мученье?
Заставят нас – миллионы – учить английскую речь?
Иль будем мы, платить слезами за жалкое наше терпенье?
Иль нету рыцарей храбрых, чтоб нашу честь сберечь?

Потом выходил другой партизан – и читал пламенное стихотворение “Лев”:
Народ разбил свои оковы вековые; всесильный, как поток, и мощный, как титан. Бастилию он сжег; пожары роковые поет труба; сигнал к спасенью мира дан. Рыча и скалясь, спускается с высот лев – Революция, как ветер очищенья, и щерит пасть свою и гривою трясет.

Впрочем, сам Сандино больше всего любил декламировать “Литанию Господу нашему Дон-Кихоту”:
Царь славных идальго, печальных властитель, исполненный мощи сновидец-воитель, увенчанный шлемом мечты золотым; на свете никем еще не побежденный, фантазии светлым щитом охраненный. Ты сердцем – копьем необорным – храним.

Похоже, Сандино чувствовал какое-то внутреннее родство между собой и Дон-Кихотом. Это замечали и другие. Американец Леджен Камминс, когда захочет уязвить в своей книге об интервенции США в Никарагуа лидера сандинистов, назовет его “Дон-Кихотом на осле”.
А спустя 40 лет, тот же образ – образ Дон-Кихота – придет на ум Че Геваре, когда он, оправляясь в свою последнюю герилью в Боливию, напишет в прощальном письме: “Мои ноги уже чувствуют бока Росинанта .”

Не сумев разгромить и тем более “поймать” Сандино, оккупанты стали делать одну ошибку за другой. Отчаявшийся посланник США в Манагуа Эберхард, даже предложил Вашингтону официально объявить сандинистам войну, после этого можно было ввести в Никарагуа хоть 100, хоть 200 тысяч солдат. Госдепартамент обдумал это предложение и ответил: объявлять Сандино войну нельзя, потому что это означает признание сандинистов воюющей стороной, а не “бандитами”.

 

Садисты из Пендостана и ответная жестокость

Здесь, я уже приводил историческим пример, кто, как и когда, первым использовал авиацию, для массового истребления людей. Приведу еще пример, как росло, взрослело и мужало, то государство, о «мощи» которой любит говорить Аргентино, то государство, которое сейчас гордо именует себя стражем демократии во всем мире, по ходу бомбя европейское государство (Сербия) и исполняя еще кучу похожих зихеров.

Не в силах справится с армией Сандино, американцы перешли к тактике “выжженной земли” в партизанских районах. По малейшему подозрению в сочувствии к Сандино - людей расстреливали.
В северных районах, крестьянам отрубали руки – чтобы они не могли держать оружие. Только за первый год боев, американцы полностью сожгли и разрушили 70 сел.

Измотанные в боях, постоянно терпящие поражение, в атмосфере всеобщей ненависти - “пендомаринз” постепенно теряли человеческий облик, превращались в садистов. В 1933 году, тогдашний президент Никарагуа Сакаса, передаст США длинный список задокументированных военных преступлений американских солдат, с просьбой “хоть кого-то наказать”, чтобы успокоить общественное мнение в Никарагуа. Американцы никого, естественно, не наказали.

В списке Сакасы были такие, например, имена и факты:

- Лейтенант морской пехоты Мак Дональд. Сжег заживо в Сан Рафаэле дель Норте вместе с домом семью из 8 человек, в том числе 6 детей.

- Лейтенант Стюарт. Расстрелял из пулемета в Ла Конкордии 23-летнего Эдуардо Сентено; у живого еще Сентено отрезал уши и привязал к хвосту своей лошади – как трофей.

- Лейтенант Ли. У крестьянина Сантоса Лопеса, отобрал пятимесячного ребенка, побросил младенца в воздух и “поймал” на штык. У крестьянки Мануэлы Гарсия отнял двухмесячную девочку, и схватив за ножки, разорвал пополам.

- Рядовой Фелипон. В Сан Рафаэле дель Норте, утопил годовалого мальчика только за то, что того звали Аугусто, как Сандино. В селении Ла Пинтада, ножом вспорол грудь 12-летнему подростку, вырвал у него сердце – и бросил собакам.

- Рядовой Мартин. Застрелил в Манагуа пятилетнего ребенка – просто так, для развлечения. (Впрочем, рядовой Мартин недолго прожил после этого. Сосед убитого мальчика, 12-летний Дуино, выследил Мартина и однажды в ресторане, на глазах у всех, убил ударом в грудь заточкой. Весь ресторан сделал вид, что ничего не произошло, и никто ничего не видел. Дуино ушел в горы, к сандинистам).

Вот такая бравая пендоская пехота, была и есть. Так они поступали тогда, задолго до зверств фашистов в Европе, так они поступают и сейчас в Ираке и Афганистане. Только страну гаранта мирового демократического порядка, и ее лидеров, нельзя посадить на скамью Нюрбергского трибунала, как когда-то сделали с нацистскими преступниками.

В результате армия Сандино, выросла до 2 тысяч человек и до конца боев, несмотря на потери, численность ее не снижалась. Партизан было бы еще больше – их ограничивала нехватка оружия и боеприпасов.
Пендосы, объявили за голову Сандино награду в 100 тысяч долларов. Предателей среди партизан не нашлось.

“Маринз” и “национальная гвардия” обычно не брали пленных. Но вскоре, от простого расстрела они перешли к изощренным вариантам казни. Например, “корте де кумбо” – пленного привязывали к дереву и затем сильным ударом мачете сносили верхушку черепа, или “корте де чалеко” – пленному отрубали обе руки, вспарывали живот, а затем отрубали голову, ну и “корте де блумер” – пленному отрубали руки и ноги и оставляли умирать от потери крови.

Сначала Сандино отпускал пленных (не таскать же их за собой!), но узнав о зверских казнях своих товарищей, приказал пленных расстреливать. Он провозгласил также своим врагом все американские компании и их служащих. Потери американцев резко возросли. Среди них началась паника.

Никогда раньше, в Никарагуа американские компании не трогали. Венесуэльский генерал Рафаэль де Ногалес, наблюдавший как-то войну между либералами и консерваторами в Никарагуа, обратил внимание, как тщательно воюющие стороны старались не навредить своими действиями американской “Куямель фрут компани”. Баржи с бананами “Куямель фрут” спокойно пересекали линию фронта, рабочих с плантаций “Куямель” ни одна из сторон не призывала в армию.

Сандино эту традицию нарушил. В городе Кабо Грасиас а Дьос, он разрушил, сжег и взорвал все имущество американских фирм, а заодно и частные владения американцев. 17 высокопоставленных служащих “Юнайтед фрут” и “Стимшип компани” были расстреляны. Сандино полностью разгромил рудники и лесозаготовки американских компаний “Фрайберг мэхогани”, “Менгал компани”, “Брэгменс блафф ламбер компани”, “Отис мануфекчуринг” и других. Американцы побежали из Никарагуа. Командование было вынуждено оттянуть часть “маринз” из зоны боев в глубь страны – для охраны американской собственности.

Но это не помогло. В начале октября 1932 года, колонна сандинистов под командованием генерала Умансора развернула наступление на Манагуа и захватила город Сан Франсиско дель Каринсеро, в трех часах пути от столицы. В Сан Франсиско, на берегу озера Манагуа, многие американцы (в том числе и офицеры морской пехоты) скупили дома и участки – и превратили город в курорт. Теперь они всего этого лишились.
США явно проигрывали необъявленную войну.

А тут еще стали нарастать внешнеполитические проблемы. О Сандино с восторгом писали в европейских газетах. Анри Барбюс назвал его “генералом свободных людей”, Ромен Роллан – “героем”. Во всей Латинской Америке, прославляли Сандино. Когда в 1928 году, новоизбранный президент США Гувер, совершал поездку по странам Латинской Америки, его везде встречали многочисленные демонстрации солидарности с сандинистами, а в Аргентине, на Гувера даже было совершено покушение.

В самих США, все больше людей протестовало против войны в Никарагуа. Всеамериканская антиимпериалистическая лига, пикетировала Белый дом, требуя вывести из Никарагуа войска. Правительство посадило в тюрьму 107 членов Лиги, но протесты не прекращались. Возник даже “Чрезвычайный комитет по обсуждению политики США в Никарагуа”.
В крупнейших газетах и журналах, обозреватели язвительно спрашивали правительство: а что это мы делаем в Никрагуа? Известный политический обозреватель Хейвуд Браун прославился статьей, в которой издевательски осведомлялся, почему правительство посылает войска для “защиты американской собственности” в Никарагуа, но не посылает в Монако? – ведь в казино Монако, американцы теряют гораздо больше собственности. И если в Никарагуа “маринз” для того, чтобы ловить “бандитов”, то зачем ездить так далеко? – Чикаго гораздо ближе.

Наконец, в Сенате США подняли вопрос, почему правительство ведет в Никарагуа боевые действия, в то время как решение о боевых действиях за пределами США может быть принято только Конгрессом США.
Так американцы проиграли войну.

 

грабили на той самой улице, где хилтон и интерконтиненталь. и элитный стрип-бар там же. называется вроде Элит (я как раз из него шёл)

секс там есть, ещё какой! проститутки стоят на остановках на этой самой улице, и на примыкающих улицах. всё как положено, жирные, страшные и за 20 долларов. есть и транссексуалы, и пидарасы (те в клубе Элит для особо изысканных иностранцев).

короче вся половая жизнь в Манагуа рядом с интерконтенинталем

 

эх....я как раз там жил, в особняке за интерконтиненталем, переделанном в гест, но с басейном и прочими наворотами :D двоем с поляком.
но я уже уехал... секс обошел меня стороной...